Нефтегазовый сектор переживает свой Перл-Харбор

Акции американских энергетических компаний относительно индекса S&P 500 сейчас торгуются на самом низком уровне со времени нападения на Перл-Харбор в 1941 г., заметили аналитики Bank of America (BofA). Стоимость бумаг из отраслевого индекса упала в сравнении с индексом широкого рынка даже ниже значения 1998–1999 гг., когда нефть падала до $9 за баррель. Сейчас она стоит около $50 за баррель.

Частично плохие результаты сектора объясняются падением цены нефти в этом году на 24% – из страхов, что эпидемия коронавируса помешает росту мировой экономики. Страдают не только компании США. С начала года по 19 февраля отраслевой индекс MSCI ACWI Energy (акции энергетических компаний, входящих в общемировой индекс MSCI AC World) показал худший, по подсчетам BofA, результат (-8,5%), хотя в минусе было лишь четыре из 13 секторов. Рыночная капитализация Saudi Aramco, составившая в декабре, при первичном размещении акций, $1,7 трлн и быстро выросшая до $2 трлн, сейчас – $1,8 трлн.

Свою роль сыграл и «феноменальный рост» акций технологических компаний, которые имеют большой вес в S&P 500, указывает Томми Рикеттс, стратег по глобальным инвестициям BofA. Кстати, более 20 лет назад нефтяные акции тоже оказались не в чести в то время, как на рынке надувался технологический пузырь.

Но дело не только в кратко- или даже среднесрочных колебаниях рынков. S&P 500 Energy стал худшим отраслевым индексом на рынке США за десятилетие: с начала 2010 г. он почти не изменился, тогда как S&P 500 вырос на 162,8%.

Доля акций энергетических компаний в S&P 500 упала до 3,7% против 14% в начале 2009 г. и 28% в 1980 г., по данным Института экономики и финансового анализа энергетического сектора. Рикеттс объясняет это совокупностью факторов, включая «структурное беспокойство относительно достижения пикового спроса на нефть, растущее предложение сланцевой нефти в США и все большее внимание инвесторов к потребностям и издержкам, связанным с изменением климата».

«Стоимость акций говорит нам, что инвесторы теряют доверие к нефтегазовому сектору», – сказал The Wall Street Journal Ник Стэнсбери, директор по анализу сырьевых рынков британской Legal & General Investment Management.

«Экологические риски начинают всерьез влиять на стоимость энергетических активов, еще сильней сокращая инвестиции и закладывая основы для повышенной неопределенности цены нефти на годы вперед», – говорится в отчете BofA. В 2018 г. группа международных инвесторов Climate Action 100+ (более $40 трлн активов) предъявила Shell ультиматум: компания либо поставит краткосрочную цель по сокращению выбросов, либо может лишиться поддержки крупнейших акционеров. Shell обязалась сократить выбросы к 2021 г. на 3%, а затем – на 50% к 2050 г. Компания также сделала ставку на газ, как более экологичное топливо. А с 2016 г. инвестировала $2,3 млрд в возобновляемую энергетику.

Но не всех это впечатлило: за тот же период Shell потратила около $35 млрд на традиционный нефтегазовый бизнес. И летом 2019 г. британская Sarasin & Partners продала около 20% доли в Shell, объяснив: «Мы крайне разочарованы, что, несмотря на публичное обещание бороться с изменением климата, [Shell] намерена увеличить производство ископаемого топлива по крайней мере до 2030 г.».

План трансформации бизнеса с целью снижения выбросов углекислого газа и формирования более экологичных источников заработка представили и другие компании, в том числе BP и Total. Но сказать, что вы собираетесь начать трансформацию, еще не значит добиться в этом успеха, приводит WSJ мнение Фабианы Федели, директора фундаментальных стратегий нидерландской Robeco Institutional Asset Management.

Скептицизм инвесторов во многом связан с неопределенностью судьбы активов в секторе ископаемого топлива в свете климатических и политических изменений. Их стали называть stranded assets – активы с сомнительной стоимостью, которые могут преждевременно обесцениться, например из-за изменений в регулировании или быстрого снижения спроса.

Одним из важных показателей для нефтегазовых компаний считается коэффициент замещения вырабатываемых месторождений вновь открываемыми запасами. Чем он выше, тем лучше.

Но чем больше неразработанные запасы, тем хуже они влияют на капитализацию, этот эффект особенно усилился после заключения Парижского соглашения по климату в 2015 г., выяснили эксперты Национального бюро экономических исследований США (NBER). Проанализировав данные 679 нефтяных компаний за 1999–2018 гг. (взяты производители из Северной Америки, что исключило влияние валютных, политических рисков и др., но учитывались их операции за рубежом), в NBER пришли к выводу: из-за климатического риска рынки наказывают компании за инвестиции в наращивание неразработанных запасов. «Похоже, рынки учитывают, что разработка этих запасов требует значительных капиталовложений, но они могут никогда не быть использованы», – говорится в исследовании.

По расчетам аналитического центра Carbon Tracker, более половины средств, которые крупные нефтяные компании планируют потратить на разработку новых месторождений, пропадут, если мир вдвое сократит выбросы к 2030 г. «Безусловно, что из-за борьбы с углеродными выбросами некоторые ресурсы останутся в земле», – сказал WSJ Эльдар Сетр, гендиректор Equinor.

Российские нефтегазовые компании, составляющие основу отечественного рынка акций, пока не испытывают на себе таких негативных последствий, как западные мейджоры. Если с 2010 г. индекс Мосбиржи вырос вдвое, то индекс Мосбиржи нефти и газа – почти втрое. Правда, опережающими темпами капитализация отрасли росла в первой половине десятилетия. А с 20 января 2016 г., когда цена нефти достигла минимума в $27,1 после полуторагодового обвала, отраслевой индекс рос вместе с рынком – примерно на 70%.

Наметившаяся токсичность нефтегазовой отрасли на мировом рынке влияет и на российские компании, имеющие значительные вложения западных фондов, считает руководитель международной практики КПМГ по оказанию услуг компаниям нефтегазового сектора Антон Усов. Однако, по его мнению, высокая дивидендная доходность российских нефтяников позволяет отсрочить влияние этой тенденции на ближайшие пять лет.

Высокие дивиденды – один из главных козырей наших нефтегазовых компаний, согласны многие аналитики. Самая высокая дивидендная доходность в секторе – у «Татнефти» (оценка на 2020 г. – 12%), выплаты акционерам должны стимулировать и рост бумаг «Роснефти» и «Газпром нефти» (9% и 10% соответственно), говорится в отчете «Атона».

Западные компании тоже предлагают высокие дивиденды: 6,4% у ExxonMobil и 8,2% у Royal Dutch Shell. При этом первая увеличивает их ежегодно в последние 37 лет, вторая не снижала со Второй мировой войны; а BP и норвежская Equinor (бывшая Statoil) объявили в этом году о повышении. Но инвесторы все равно теряют интерес к сектору, хотя дивидендная доходность даже растет по мере падения котировок (рассчитывается как отношение дивидендов на акцию к ее цене). Акции ExxonMobil – на 15-летнем минимуме (подешевели более чем вдвое с июля 2014 г.); акции Shell вернулись в 2016 г., упав с начала 2019 г. на 22,5%.

По мнению директора отдела корпораций Fitch Дмитрия Маринченко, российские нефтегазовые компании в моменте лучше защищены от риска удешевления нефти из-за меньших издержек и особенностей налогообложения: из-за прогрессивной ставки налогов в отрасли риск изменения цены нефти лежит в большей степени на государстве, чем на компаниях. «Но в перспективе мировая климатическая повестка, вероятно, может негативно повлиять на интерес инвесторов и к российским компаниям, в особенности к тем, у кого в портфеле активов преобладает нефть, а не природный газ», – считает Маринченко.