Чем похожи три фильма о знаменитых маньяках-убийцах | Финансовый портал
Все эти фильмы – не только про преступления, но и про женщин, которые находили маньяков интересными. Любовь, конечно, зла, но все-таки интересно, почему несчастные дамы стремились посмотреть в глаза чудовищ.
Фильм «Красивый, плохой, злой» лучше всего смотреть в совершенно девственном состоянии, не имея никакого представления о герое. Нашему зрителю это далось бы легко: для подавляющего большинства россиян имя Теда Банди – просто набор звуков. Но слова «плохой» и «злой» в названии сразу подскажут, как к нему относиться (а оригинальный вариант – Extremely Wicked, Shockingly Evil and Vile – и вовсе не оставит никаких сомнений).
Впрочем, и слово «красивый» более чем оправдано. Обходительный, обаятельный, куртуазный, Банди неизменно очаровывал женщин. Знакомясь с ними, он еще обычно надевал на руку перевязь или брал в руки костыли, изображая жертву какого-то несчастного случая. Просил помочь что-нибудь загрузить в багажник. Девушки млели и оказывали увечному джентльмену посильную помощь, не подозревая, что их ждет через считаные минуты.
Мрачную шутку из романа Томаса Харриса «Ганнибал» – «он ее трахнет, убьет и съест, причем неизвестно, в каком порядке» – к Банди можно было применить почти буквально: он был не только насильником и убийцей, но заодно каннибалом и некрофилом. Он погубил более тридцати женщин, как минимум у 12 отпилил ножовкой головы, которые потом прятал дома. Но – еще раз – внешне он был просто душка, язык у него был подвешен как надо, процесс над ним показывали по телевидению, и он смог очаровать множество зрителей и особенно зрительниц. Защищал себя сам, блистал в зале суда, казалось, еще чуть-чуть – и избежит наказания.
«Красивый, плохой, злой» построен так, словно нет никаких статей и книг о Банди, его вина не доказана, он запросто может оказаться хичкоковским «не тем человеком», обвиненным по ошибке. Мы будто смотрим на него глазами американцев 1970-х – тех, для кого его имя еще не стало почти нарицательным, как для русских – имя Чикатило. Все начинается со знакомства в 1969-м Теда Банди и Элизабет Клепфер (впоследствии она стала его гражданской женой, потом помогла полиции его изловить и написала о нем книгу). В первый момент она обезоружена его улыбкой, проводит с ним ночь (причем очень целомудренно), утром он играет с ее ребенком. Он почти идеален, они проводят вместе годы. И она, конечно, не подозревает, что бойфренд иногда сжигает те самые женские головы в камине, когда они уже совсем разложатся и их нельзя будет использовать в качестве сексуальных приспособлений.
За чудовищными деталями надо лезть в специальную литературу – в фильме их нет, как нет картин убийств. Режиссер Джо Берлингер предваряет картину эпиграфом из Гете: «Немногим людям хватает воображения, чтобы представить себе реальность». Картина, в сущности, об этом. Берлингер – документалист, который по работе много общался с осужденными преступниками и был поражен, какими искренними и убедительными они выглядели, доказывая свою невиновность (хотя факты говорили об обратном). Только пару раз в глазах актера Зака Эфрона (который наконец окончательно вырывается из образа героя диснеевских мюзиклов) мелькает что-то леденящее и звериное – да и то можно списать на игру света и тени. И в описании процесса над Банди видится горькая ирония: оно выстроено по лекалам голливудских юридических триллеров, обвиняемый разбивает один довод обвинения за другим, судья (Джон Малкович) шутит с ним как с коллегой по офису – у подсудимого юридическое образование. И мы по инерции ждем торжества героя, хотя знаем, что он воплощение зла, что будет приговорен и через несколько лет казнен на электрическом стуле, а к его женщинам (еще с одной у него начнется роман прямо в тюрьме, а поженятся они буквально в ходе судебного заседания) навек приклеится ярлык подружек маньяка. Но вот такая она, реальность: то, что с виду кажется симпатичным, в любой момент может кусаться, насиловать, убивать и есть, и еще неизвестно, в каком порядке.
Ну ладно Банди – Эфрон. Но что находили в Чарльзе Мэнсоне девушки, стайкой собиравшиеся вокруг его берлоги? Бородатый, грубый, с явными, мягко говоря, заскоками – однако же подчинил себе небольшую толпу последовательниц, которую называл «семьей».
В принципе, этот феномен давно и хорошо известен: сектанты сплотились вокруг шизофренического лидера. У Мэнсона в голове бродили идеи о скорой войне между белыми и чернокожими, будто бы напророченной в песне The Beatles «Helter Skelter»; этот апокалипсис предполагалось переждать где-то под землей, после чего выйти на свет во славе. Но войну требовалось как-то подстегнуть, а то черные все не торопились нападать на белых. Результатом стала серия зверских убийств, которые предполагалось свалить на афроамериканцев. Самым громким стало убийство беременной Шэрон Тейт и гостей, заехавших к ней на виллу.
Мэри Хэррон (режиссер «Американского психопата», «Я застрелила Энди Уорхола» и «Непристойной Бетти Пейдж») в фильме «Так сказал Чарли» пытается проникнуть в мозги мэнсоновских поклонниц и поклонников. Они и сейчас сидят в тюрьмах, одна умерла в 2009 г., остальные тоже, скорее всего, покинут места заключения вперед ногами. Действие фильма начинается через три года после их ареста: три девушки – Лесли, Патришия и Сьюзан (Ханна Мюррей, Соси Бейкон и Мэриэнн Рендон) – все еще верят в непогрешимость своего лидера, который является им во снах с утешениями и пророчествами. Они называют себя не именами, которые дали им родители, а именами, которые придумал для них он. Вспоминают дни, проведенные в хипповской «семье» Мэнсона – групповуха, инструктаж по оральному сексу, запрет на животную пищу, разрешение на наркотики, песни под гитару (Чарли мечтал стать знаменитым на всю Америку автором-исполнителем). Мэнсон требует, чтобы они отказались не только от родных семей, но и от своего эго и были «как пальцы на одной руке» – его руке. Антрополог, изучающая девушек в тюрьме, пытается «вернуть их самим себе» и объяснить, что выжить под землей во время апокалипсиса было бы затруднительно. Они смотрят, разинув рты: да? А Чарли говорил, можно. А что, и в эльфов потом превратиться тоже было нельзя?
У Лесли, главной героини картины (мы видим происходящее во флэшбеках ее глазами), кажется, даже получается «вернуть себя», выкарабкавшись из-под мэнсоновской власти. Вот только таким, как она, действительно не стоит есть говядину: это значило бы есть себе подобных. Весь психологический анализ героинь, все попытки Хэррон исследовать, как и почему жестокий мужчина подавляет нежных барышень (а те и рады), разбиваются, как о стену, о короткое и жесткое слово «дуры». По крайней мере, такими они выглядят в версии Хэррон.
Режиссера обвиняли в том, что она упрощает трагическую историю. Но такое ощущение, что она, уже начав снимать картину и поковырявшись в героинях, обнаружила там прежде всего зияющую пустоту. Ну, и еще желание чем-то ее заполнить. Самое простое – заполнить ее волей мужчины; просто этим девочкам трагически не повезло с мужчиной. В финале Лесли воображает чудесный альтернативный вариант: она уезжает в солнечное будущее на мотоцикле, вцепившись в талию другого, хорошего мужика и навсегда оставив поганца Чарли за спиной. И более счастливого пути Хэррон, несмотря на весь свой феминизм, для нее не видит.
Фриц Хонка, герой «Золотой перчатки» Фатиха Акина, не может похвастаться ни красотой, ни умением парализовать волю девиц. Он живет в гнусной грязной квартирке в Гамбурге, страшен как смерть и беден как мышь. Вечера он проводит в пивнушке, где собираются разные уроды. Ночи ему скрашивают толстые, очень немолодые женщины, которых он, по удачному выражению одного поэта, «осязает своими клешнями», капая слюной с гнилых зубов. Одну из них он убивает (свое первое убийство Хонка, видимо, совершил случайно – женщина пришла к нему домой, а сексом заниматься в последний момент раздумала, вот он и взбесился). Он распиливает труп, дрожа от страха, и пытается разбросать куски тела по городу. В дальнейшем сила духа ему изменяет: он больше не выходит с женскими руками и ногами на улицу, просто начнет складировать расчлененные трупы в своей квартире. «Почему так воняет?» – интересуются гостьи, переступающие порог его квартиры от одиночества и отчаяния (им хочется выпить, а денег нет). «А это соседи-греки готовят свою гнусную греческую еду».
Акин, 15 лет назад победивший в Берлине с фильмом «Головой о стену» и с тех пор выпускавший довольно скучные картины вроде «Душевной кухни» или «На пределе», неожиданно снял фильм, перегруженный грязью, кровью, перегаром и уродливостью в самых разнообразных проявлениях. Это и фильм ужасов (жанр, в котором режиссер мечтал поработать с юности), и «фильм отвращения», и черная-пречерная комедия, и портрет очень несчастных обитателей дна, которые все-таки остаются людьми – хотя смотреть на них так же приятно, как на мокриц. Другое дело, что Акин не может управиться со всем этим великолепием – он, похоже, открыл рот, еще до конца не решив, что именно хочет сообщить миру. Как минимум этот лютый гротеск трудно забыть – хотя и смотреть его нежным натурам будет очень, очень тяжело.